Русь перехожая. Мазыки хрусты шишлили, а по фене ботали.
История
офеней началась в XV веке – примерно за сто пятьдесят лет до
распространения в России их ремесла и секретного языка. В то время на
Русь переселилось значительное количество греков. Большинство из них
занялось торговлей. При этом, чтобы русским было понятнее, все они
называли себя выходцами из Афин: названия других греческих городов народ
на Руси не особо и помнили. Русские люди и называли греческих торговцев
по их самоназванию афинянами, то есть офинянами, офинеями или офенями.
В то время по святой Руси скиталось немало самого разного народа, вся жизнь которого была сопряжена с постоянными путешествиями и опасностями: бродячие музыканты, ремесленники, скоморохи, мелкие торговцы, старцы, проходившие путями паломников от монастыря к монастырю. На дорогах и в корчмах постепенно формировался тайный язык купцов и путешественников, позволявший скрыть от чужих ушей нужные только своим сведения: ориентиры на дороге, цены на товар, описание приёмов ремесла. Но в те времена ни сами перехожие люди, ни их язык ещё не были особым сообществом, и, скорее всего, сами себя ещё не причисляли к особому, понятному только им миру. Понадобилось более ста лет, чтобы на русских дорогах появились бродячие торговцы книгами и иконами, которые, переняв от странствующих скоморохов, купцов и ремесленников уклад жизни, а от старцев-паломников книжную премудрость и многочисленные греческие слова, стали считать себя отдельным тайным миром внутри Руси. Сами себя они по старой памяти называли офенями, приняв по наследству как одно из самоназваний прозвище греческих торговцев-книжников. Хотя сами офени и вкладывали в это название уже другой смысл. Мир офеней возник словно из ниоткуда и ушёл в никуда, оставив после себя лишь странный язык. Этот тайный профессиональный язык назывался феней.
Почти двести пятьдесят лет странствующие торговцы иконами и книгами жили в России по своему укладу и описывали мир на языке, впитавшем в себя вместе с самыми разными, часто замысловато изменёнными русскими словами многочисленные греческие, польские, тюркские, мордовские заимствования. Несмотря на то, что, начиная с 19 века, языком офеней занимались самые известные русские языковеды, он сохранил массу загадок, разгадки которых ушли вместе с офенским ремеслом и торговлей
До сих пор многие из нас, ни о чём не подозревая, употребляют в повседневной речи именно слова из русской фени, которые ещё через двести лет, смешавшись с профессиональным жаргоном еврейских уголовников, стали звучать чуть иначе или наоборот, сохранив звучание со времён бродячих книжников, поменяли своё исходное значение, и дали начало «блатной музыке».
Лох, мастырить, коцать, бухать,кимарить, халява, стрём, хилять, манатки, хилый, башлять, шиш, клёвый, шпаргалка... До сих пор эти странные слова живут с нами, исподволь напоминая об ушедшей культуре русских ходебщиков и коробейников. Которая, конечно же, возникла не на пустом месте.
Первое известное поселение бродячих торговцев и скоморохов появилось в последней трети XVII века в Шуе, куда они были поселены царским указом. Это не значит, что офеней не существовало до этого времени. Скорее всего офенская торговля существовала и в XVI веке, но о том, как она велась в то время, никаких сведений не сохранилось В последующие годы офени поселились в деревнях Шуйского Ковровского, Вязниковского и Суздальского уездов. Именно в этих уездах Владимирской губернии в последнем десятилетии семнадцатого века и возникла массовая офенская торговля в том виде, в каком и просуществовала практически до начала двадцатого века. Первых офеней было очень немного, и ареал их расселения ограничивался несколькими чисто офенскими деревнями на Владимирщине. Коренные владимирские крестьяне сперва вряд ли принимали первых офеней за своих. Это видно хотя бы и потому, что и называли их по-особому – мазыки.
Сейчас происхождение этого названия выяснить очень трудно. По одной из версий, так называли офеней, выполнявших копии с икон, которые они потом продавали. Или сами писали иконы. То есть были не только торговцами, но и художниками-богомазами. Это возможно, хотя и мало вероятно. Офени торговали иконами и книгами, но не оставили после себя никаких школ. Скорее мазыками или музыками (такой вариант названия тоже существовал) обычные владимирские крестьяне называли их потому, что те владели не только торговым ремеслом, но и передавали наследие бродячих певцов и музыкантов. Сами по себе мазыки были своего рода кастой, уже тогда ботавшей по фене, то есть говорившей между собой на условно профессиональном языке офеней, непонятном простому люду.
Первые сведения о некоем особом бродячем языке восходят ко времени восстания Болотникова. Тогда взбунтовавшиеся казаки и крестьяне, а прежде всего их связные, общались друг с другом при помощи особого языка – «отвернеца». О существовании этого тайного языка написал в своих записках служивший в России в 1601-1630 годах голландец Исаак Маасс. Кроме названия об этом языке нам ничего не известно. О нём же упоминал служивший при русском дворе англичанин Ричард Джеймс, но и он подробных сведений о языке не собрал. Мы можем только предполагать, что к моменту поселения офеней во Владимирской губернии их язык уже около ста лет существовал и развивался.
Мало было известно и о самих офенях. И может быть, было бы известно и понятно ещё меньше. Если бы самих офеней с началом нового XVIII века не стало во много раз больше. Крестьяне Владимирской губернии жили тогда очень бедно и очень густо. На десять квадратных вёрст приходилось по полсотни и более деревень, не считая трёх-четырёх больших сёл. Прокормить такое количество народу с учётом бедной подзолистой почвы было просто невозможно. Несколько неурожайных лет подряд привели к тому, что множество владимирских крестьян отправилось на заработки торговать по всей России мелким товаром. С этого времени и расцвела офенская торговля.
Богатый город Суздаль стал в начале XVIII века не только центром офенской торговли, но и негласной столицей офеней и одновременно их основным перевалочным пунктом. Жители города и деревень в соседних уездах наладили торговлю иконами, лубочными картинками, книгами и «красным товаром» (галантереей, украшениями, мылом). Кроме того, они торговали холстом и кожей. Все эти товары пользовались спросом, и все их надо было уметь продавать.
Офени были мастерами книжной торговли и, хотя особого цехового кодекса до наших дней у них не сохранилось, мы можем себе представить, чему учили молодых крестьян поднаторевшие в торговле авторитетные мазыки. Подавляющее большинство офеней было грамотными. И умело не просто хорошо расхваливать товар, а, прежде всего, много и подробно о нём рассказывать. Они хорошо знали жития святых, изображённых на иконах и содержание книг, которые продавали. Даже неграмотные офени учились у грамотных товарищей запоминать названия и содержание книг. Рассказчики-офени собирали вокруг себя множество народу, не забывая при этом предлагать тот или иной товар. Рассказывая содержание книги в красочных подробностях, настоящий офеня мог продать довольно дорогую по местным ценам книгу даже неграмотному крестьянину. Особенно, если в книге были красивые иллюстрации. Эти же грамотные коробейники могли помочь что-то прочитать или даже за особую плату составить нужную бумагу. Именно офени были фактическими распространителями традиционной культуры и сыграли большую роль в становлении грамотности на Руси.
Точно так же каждый офеня должен был наизусть помнить цену на товар и не ошибаться при подсчётах. Поэтому считать и писать для ходебщика было так же важно, как и читать. Конечно, некоторые из офеней ни читать, ни считать не умели. И вот тут приходила на помощь феня, тайный язык коробейников. Условно-профессиональный язык прежде всего использовался среди своих, а особенно в присутствии чужих. При помощи фени можно было скрыть свои намерения или действия, дать знак товарищам, в том числе в опасной ситуации, когда пора спасать дорогой товар. Феня помогала подсчитать цену на товар или же назначить крайнюю цену, ниже которой в торге с покупателем офени опускаться были не должны. Слова-цифры, как и другие условные слова прежде всего и запоминали молодые книгоноши и иконники, общаясь с настоящими мазыками. При этом феня вовсе не была исключительно жаргоном, использовавшимся только во время торговли или в минуты опасности, хотя пригождалась, главным образом, именно во время долгих отлучек из дому. Этот язык полностью обслуживал традиционный крестьянский быт, описывал особенности ремесла, которым занимались многие офени, приходя домой с заработков. Среди них попадались шорники, печники, плотники, столяры, которые значительную часть своей жизни занимались книжной торговлей. Ремесленные разновидности фени в виде особых жаргонов бродячих мастеров сохранились в русском языке в некоторых районах фактически до наших дней, хотя странствующие мастера фактически прекратили свой промысел уже в первой половине двадцатого века. И все они, так или иначе, восходят к тому самому языку коробейников-офеней, из которого ремесленниками были заимствованы и переосмыслены разные слова. Но прежде всего офени были известны именно как торговцы книгами и иконами.
Со своим товаром в начале восемнадцатого века они двинулись из Суздаля и Владимирской губернии по всей России. На севере офени доходили до Архангельска и Белого моря. На востоке торговали до Урала. На юге спускались вниз по Волге до Астрахани. На западе достигали восточной Польши. Жители других областей часто называли офеней словом суздала, которое означало «суздальские». Это собирательное слово изначально женского рода и единственного числа с ударением на последнем слоге (точно так же, как, например, господа и старшина) наряду со словом офеня стало обозначать неутомимых книготорговцев для всех прочих русских людей.
Именно из-за представления об офенях, как о суздальских торговцах П Паллас, составивший позже по велению Екатерины II первый «Сравнительный словарь всех языков и наречий, собранных десницею высочайшей особы», по ошибке посчитал условный офенский язык особым «суздальским наречием». Паллас записал около двухсот наиболее употребительных среди офеней слов, посчитав их диалектными суздальскими. Этот словарь стал первым источником для изучения фени.
На самом деле язык офеней постоянно обогащался не только заимствованиями из разных диалектов русского языка, никогда не пересекавшимися друг с другом, но и выдуманными словами, а также освоенными заимствованиями из иностранных языков. Самыми древними и многочисленными из них оставались греческие. Но со временем их смысл менялся.
Офени продолжали называть себя офенями, однако, что это слово значило для них самих в период расцвета офенской торговли, точно неизвестно. Изучая язык офеней в двадцатых годах XIX века, Владимир Иванович Даль обратил внимание на то, что на фене «офест» означает крест, а «офесаться» креститься, а в другом значении «молодиться, не унывать». Поэтому он посчитал, что офеня для самих торговцев означало просто «христианин», «крещёный человек». А заодно, добавим мы, ещё и «молодец», «находчивый, правильный». Скорее всего, так оно и было.
Более прозаическая версия этого самоназвания отсылает нас к русским диалектам на границе с Речью Посполитой, где в конце XVI XVIII веках также активно торговали офени. В их версии икона называлась словом «ахвес», «охвес» или «офес». Тогда офеня – это просто торговец иконами.
Кроме переосмысленного «афинянин» офени заимствовали из греческого языка множество других слов, получивших русскую огласовку. Например, кимак, кимальница - кровать, манатка - рубашка, травьяк – обед, хирки - руки, декан - десять.
Заметное количество греческих заимствований в языке русских офеней привело к тому, что в XIX веке знаменитый русский лингвист И.И. Срезневский, также изучавший офенский язык, прямо называет его афинским. Но сами офени никогда не торговали в Греции. Лишь самые первые мазыки возможно, завязывали торговые контакты с греческими торговцами-иммигрантами. Позже уже в наше время В.В. Стратен предположил, что греческие слова были занесены в арго коробейников старцами, паломничавшими по монастырям.
Возможно также, что при отсутствии реального контакта с греками значительное число слов с изначально греческими корнями могли быть также заимствованы в феню активно торговавшими на границах Польши и Литвы мазыками в XVII веке через польский язык. Например кимать (позднее кимарить) – спать соотносится с польским kimac – дрыхнуть, а травить – обедать, трапезничать с польским же trawic – переваривать пищу. И эти слова явно греческого происхождения. Из польского языка, вероятнее всего также пришли в жаргон офеней и закрепились в современном русском языке некоторые разговорные слова, связанные с тайными обычаями и уловками: шпаргалка – «тайная записка» (польское szpargal - «старая, исписанная бумага»). Халява – «бесплатное угощение» или «лёгкая нажива» происходит от польского cholewa – голенища и связано с обычаем некоторых бедных шляхтичей, в том числе служивших или воевавших в России «брать на голенища», то есть закладывать в сапоги мелкие подарки, еду или просто то, что можно взять бесплатно. Наверняка с этим обычаем были хорошо знакомы и часто испытывавшие нужду бродяжившие офени.
Тюркские заимствования в основном относятся к области самой торговли и оценки товара: бирять – давать или платить, Сары, сарынь – деньги и шире ценности, яман или аман – плохо, башлять – выплачивать, башли – выплата. В последнем случае виден корень «голова»- баш изначально «голова скота», а позже «единица торговли, подсчёта».
Очень часто офени присоединяли к заимствованному слову понятные русские приставки и суффиксы, и оно получало новое и вместе с тем привычное значение, а вместе с тем было непонятно для непосвящённых. Например, донгузятина - свинина. “Дунгыз” по-татарски “свинья”, а суффикс -ятина, обозначает в русском языке мясо животных. “Тугур” по-марийски “рубашка”. Добавив к нему нужные приставку и суффикс, офени легко получали понятное, но странное на слух «безтугурный», то есть голый.
Но всё-таки большинство слов в языке офеней нельзя привести к иностранным этимологиям. Некоторые исследователи считают, что эти слова были выдуманы самими офенями, созданы искусственно. Более правдоподобным представляется, что в офенской фене переплелись диалектизмы из разных областей России, а этимология этих слов позднее утрачивалась из-за их малого распространения.
Особенно интересно проследить за судьбой слова, этимологию которого удаётся установить. Так слово «лох» произошло из языка русских поморов. В Архангельской области так называли неповоротливую глупую рыбу, как правило, сёмгу. Именно в этом исходном значении употреблял слово «лох» поэт Фёдор Глинка. В стихотворении «Дева карельских лесов» он описывал молодого карельского рыбка, который «беспечных лохов сонный рой тревожит меткой острогой». Офени стали использовать это слово в значении «мужик». Причём сперва это слово значило на фене нейтральное «любой чужой мужик, не-офеня». Хотя уже тогда имело пренебрежительный оттенок: ведь офени заведомо считали себя образованнее, грамотнее и ловчее обычных селян-лохов. И лишь в конце девятнадцатого века, когда это слово из офенской фени заимствовали профессиональные уголовники, оно получило знакомое нам значение: «глупый человек, жертва преступления». Также из русской диалектной лексики пришли в язык офеней слова бусать (позже бухать) – пить, клёво – хорошо, удачно, псалуга рыба, поханя – хозяин, совасьюха – мышь, косать (позже коцать) – бить или резать, дермоха - драка, колыга, клога - брага, здьюм - два, солоха – баба, хлить (или хилять) – течь, идти, мастырить – делать, строить, конструировать . Некоторые из них через триста лет в измененном или неизменном виде мы употребляем в разговорной речи до сих пор.
Конечно, и русские слова в языке офеней часто подвергались экспериментам, чтобы сделать их неузнаваемыми для чужаков. Этого добивались несколькими способами. Во-первых в словах переставляли местами отдельные звуки и буквы. Так диалектное слово оклюга – церковь, происходившее от оклюжий, то есть правильный, аккуратный (сейчас в русском языке сохранилось только неуклюжий), пришло в язык офеней в виде «олкюга». Во-вторых, отдельные звуки наоборот выпускались из слова. Так из болтать получилось «ботать». В-третьих внутрь слова вставлялись новые морфемы, иногда заменяя собой прежнее. Так у офеней «куребро» заменило серебро, а мясо превратилось в «крясо». Ну и наконец, слово могли просто читать наоборот. Чаще всего во всех записанных исследователями слов в речи офеней встречается слово «мас», которое значит «я» и представляет собой всего лишь прочитанное задом наперёд слово «сам».
Такими были офени и
их язык в XVIII веке. А о том, как изменилась их жизнь во второй
половине века девятнадцатого, как феня в городах стала частью воровского
жаргона, и где можно встретить этот язык в наши дни, я напишу в
следующий раз.
Комментариев нет:
Отправить комментарий